Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Сергей Андреевич, на ваш взгляд, что послужило причиной такому всплеску насилия со стороны государства?

— Как правило, массовые репрессии преследуют одну цель — запугать население страны, в которой они происходят. Запугать и перенести угол направленности политической жизни подальше от внутренних проблем на что-то другое. Так было и при Иване Грозном, так было и в сталинские 1937-й и 1938-й годы. Чтобы люди меньше думали о том, что им не нравится то, что происходит в стране, не искали другие выходы из сложившегося положения. А думали только о том, что вот всех вокруг арестовывают, и боялись.

А почему именно 1937-й?

— Я думаю, что, скорее всего, это стечение обстоятельств. Нет, это не просто случайность, наоборот, к этому времени как раз всё сошлось. Судите сами: уже почти 20 лет советской власти, которая обещала, что вот-вот наступит новая хорошая жизнь. Ведь и революция, по уверениям большевиков, для того и была сделана, чтобы всем было хорошо. Вспомните: землю — крестьянам, фабрики — рабочим и т. д. И вдруг оказывается, что всё плохо, и даже хуже чем при царизме, а ведь ещё живы люди, которые помнят, как жили тогда, до 1917-го года.

Что помнят?

— Например, мы на протяжении нескольких лет изучали историю села Коянова, оно находится в 30 км от Перми. По результатам одной из последних переписей, которая проводилась ещё в царское время (это конец XIX века): в среднем на каждого жителя села приходилось 4 лошади, 4 коровы и 5 овец. Ну, и средние цифры по сбору урожая за год: десятки пудов ржи, овса и т. д. Понятно, что у кого-то из жителей было больше, у кого-то меньше, здесь тоже зависит от многих факторов. Но мы взяли статистику этого же села в 1936 году и цифры просто несопоставимы. Если брать тот же показатель коров, лошадей и овец, то в конце 1930-х годов там было ноль целых и какая-то десятая доля на человека. Труженики колхоза «Передовик», который был создан в этом селе в 1930-е годы, получили за один отработанный трудодень 230 грамм зерна.

Зерна? То есть муки выйдет еще меньше?

— Намного. Прокормить семью при таких условиях фактически невозможно. Мы нашли в архивах служебную записку самого председателя этого колхоза, он пишет, что «приближается годовщина октябрьской революции, мы должны были полностью распределить доходы, но у нас кроме картофеля распределять нечего, да и его приходится на один трудодень по полтора килограмма». Т.е. работали, работали и ничего не заработали. И понятно, что уровень жизни резко упал, что естественно вызывало недовольство. И такая ситуация сложилась не только в колхозе «Передовик», а по всей стране.

Это в деревне, а как с продуктами было в городе?

— Сначала, в начале 1930-х годов, когда создавались колхозы, ситуация была примерно такая: забирали всё, что можно в деревне, и кормили за счёт этого город. Но со временем забирать стало почти нечего, потому что благосостояние колхозников только ухудшалось. Если взять опять же «Передовик», самые хорошие работники, которые видели, что происходит в колхозе, старались уехать в город. Они устраивались в Краснокамске на строительство, нанимались кем угодно, лишь бы не работать в колхозе. И уезжали, как правило, самые работящие, а оставались нерадивые. Понятно, что общее падение сельскохозяйственного производства в стране рано или поздно заметили и в городах.

И в Перми?

— В Перми летом 1937-го года выстраивались километровые очереди за хлебом. А что делает голодный человек в очереди? Конечно же, ругает власть.

А в это время НКВД...

— А в это время НКВД фиксирует небывалый всплеск недовольства властью.

То есть получается, что разговоры в очередях спровоцировали массовый террор?

— Нет, конечно, аресты начались задолго до выхода приказа от 30 июля. Просто они не носили такой массовый характер. Арестовывали какого-нибудь директора завода или председателя колхоза, и если взять, например, пермские газеты, ту же «Звезду», то там очень своевременно появлялись разоблачающие статьи, что враги народа пробрались в руководство, и то они вредят, то они хлеб неизвестно куда весь дели. Таким образом, тогдашние СМИ очень грамотно перенаправляли негодование простых граждан.

Охота на ведьм?

— Не всегда, были, конечно, и нерадивые руководители. Но, во-первых, бестолкового директора можно было просто уволить, а уж точно не расстреливать, а во-вторых, система сама создавала условия для саботажа.

Как это?

— Взять к примеру, пермский авиамоторный завод, в 1935-м году его работники получают ордена и другие государственные награды за выполнение плана и создание такой необходимой для страны продукции. А в 1936-м начинаются чистки. Я сам видел документы, по которым людей увольняли с завода только за то, что у него брат живёт в Польше или сестра где-нибудь за границей. Таким образом, по тем или иным причинам было уволено более 1000 человек. Понятно, что директору надо их кем-то заменить, вот он и берет людей с улицы. Но сразу получить квалифицированного фрезеровщика или токаря невозможно, а план выполнять надо. Вот и вытачивает вчерашний деревенский парень с горем пополам какую-нибудь деталь для мотора, а в итоге вся партия оказывается бракованной. И поэтому как раз к 1937-му происходит ухудшение качества продукции на заводе, потому что резко снизилась квалификация рабочих и специалистов. Сами же создали путём чисток такую ситуацию, и кто виноват? Виноват оказался директор завода. К стенке его.

Опять 1937-й?

— Опять. Конечно, 1937-й год отличается от других. В Пермском государственном архиве социально-политической истории хранится 30 тыс. дел на жителей Пермского края, которые были репрессированы. На основании этих и других документов мы составили графики репрессий, чтобы проследить их динамику: в 1937-й год — очень резкий скачок, потом ещё был скачок в годы войны, но он был чуть не в три раза меньше. То есть это объективно, что в 1937-м году был настоящий скачок репрессий, архивные и цифровые данные это подтверждают. Произошло то, о чём мы с вами уже говорили: к 1937-му году власти прошли точку невозврата, когда ком накопившихся проблем и в деревне и городе привёл к тому, что надо было как-то перенаправить напряжение и недовольство властью. А перенаправить как? Надо кого-то арестовывать и на них сваливать, что вот — они враги народа, они все это подстроили. А когда советская власть поняла, что схема сработала, это всё вылилось в массовые аресты, и народ-то ведь их поддерживал. Сейчас сложно сказать, насколько это было искренне, но в тех же газетах мы только и видим, что труженики поддерживали и т. д.

И ведь не только поддерживали, но и писали доносы?

— Тут тоже не всё так просто, и надо разбираться с каждым доносом отдельно. Опять же мне в архиве попадались такие протоколы: брали человека, и на первом допросе, даже не предъявляя пока обвинения, просто говорили «расскажи, кого ты знаешь, кто твои друзья?» А человек не понимает, не знает, что за этими вопросами стоит, он рассказывает, что знает того-то и того-то, это всё фиксируется, он подписывает. А потом всё это оформляется, что якобы у них антисоветская организация. Вот это донос или что? Очень сложно сейчас судить.

Или в том же Кояново — донос анонимный на председателя сельсовета, что у него якобы портрет Сталина висит не на самом почётном месте, а за печкой. Сейчас даже трудно объяснить молодым людям, что из-за такой ерунды человека запросто могли поставить к стенке. Как это не противно, но, к сожалению, это привычно для человеческого общежития, когда сосед строчит на соседа, когда негативные взаимоотношения выливаются в письменном виде.

Но почему в таком массовом порядке?

— Влияние культа личности на умы населения — это тема для многих и многих научных исследований, и не только исторических. Ведь после смерти Сталина даже в лагерях рыдали. Мы неоднократно записывали воспоминания людей, которые отсидели по 58-й статье 10-15 лет, и на вопрос: «А 1953-й год помните?» отвечают — «Помним, конечно, плакали». Многие до сих пор считают, что их посадил конкретный следователь, а следователем управлял конкретный Ежов, которого расстреляли за это дело. Так что Сталин тут вообще ни при чём. А если вспомнить 1939-й, когда судили следователей за то, что они незаконно обвинили огромное количество людей в 1937-м и 1938-м, и это было доказано следствием, и суд их приговорил — людей же из заключения никто возвращать и не собирался. Понятно, что расстрелянных уже не вернуть, но те, кто в 1937-м получили 10 лет, так до 1947-го и сидели, если доживали, конечно. Хотя государство само признало, что они осуждены ни за что, и за это уже наказаны другие люди, которые сидят, быть может, в том же лагере. А чего стоят показания этих следователей на суде. На вопрос «Вы же понимали прекрасно, что осуждаете невинных людей, что фабрикуете дела, почему вы это делали?» один из них дал просто потрясающий ответ: «Ко мне подходил начальник, хлопал по плечу и говорил — жми, Вася. Вот я и жал». Так вот для того, чтобы больше не было таких Васей, которые ради похвалы начальника или премии готовы отправлять своих соотечественников в лагеря и «в расход», мы и обязаны помнить всё. И это самое важное.